Н. Михайловская. БОРИС МОКРОУСОВ. Биография. Первые песни

Борис Андреевич Мокроусов родился 27 февраля 1909 года в Канавине, недалеко от Нижнего Новгорода (ныне Горький).

Это было трудное для России время, когда после революционного взрыва 1905 года наступила полоса жесто­кой реакции. Самым мрачным десятилетием в жизни русского народа назвал Максим Горький этот период. Как и большинству в те годы, нелегко приходилось семье железнодорожного рабочего Андрея Мокроусова — отца будущего композитора. И кто знает, не будь революции, может, и Борис Мокроусов разделил бы участь многих и многих одаренных русских людей, «за­рывших свой талант в землю».

Но пришел Октябрь и по-своему стал писать историю страны, народа, каждого отдельного человека. Перед Борисом Мокроусовым открылись двери школы.

...Школьный учитель полагал, что из мальчика вы­растет художник: Борис хорошо рисовал. Но более властно его увлекло другое искусство — музыка.

В детстве Борис Мокроусов не мог и мечтать о му­зыкальном образовании. Теперь многое изменилось. Все началось с самодеятельного школьного домрово-балалаечного оркестра, участником которого стал Борис. Там он, казалось, довольно легко научился по слуху играть на различных инструментах: сначала на балалайке, за­тем на мандолине, гитаре. Сближению с музыкой в значительной мере способствовало и другое. В первые годы после революции по всей стране создавались рабо­чие клубы — очаги массовой культуры. Народная власть стремилась открыть дорогу к искусству самым широким слоям трудящихся. Появился один из таких клубов — клуб железнодорожников — и в Нижнем Новгороде. Здесь Мокроусов, тринадцатилетний подросток, впервые услышал рояль...

Прошло не так много времени, и вот он уже играет по слуху и на этом инструменте, подбирает понравив­шиеся, где-то услышанные мелодии. Пробует сочинять и свои...

Еще два года спустя Борис Мокроусов начинает ра­ботать в клубе тапером. Была такая профессия во вре­мена немого кино. Шел фильм, а рядом с экраном сидел пианист и играл — иллюстрировал происходящее в кино­картине, музыкой помогая зрителям глубже войти в эмоциональный строй фильма, в его ритм. Но вскоре по­добное общение с музыкой перестает удовлетворять Бориса. Он все яснее понимает, как мало еще знает и умеет. Все отчетливее ощущается стремление заняться любимым делом всерьез.

1925 год... К этому времени Борис Мокроусов заканчивает школу и успевает овладеть специальностью электромонтера; он уже приносит домой получку, пусть скромную, но заработанную своими руками.

И вот шестнадцатилетний юноша смело делает крутой поворот в своей судьбе. Он решает «начать все сна­чала», решает посвятить себя искусству, без которого, чувствует, ему не жить.

Борис Мокроусов приходит поступать в Нижегород­ский музыкальный техникум. Здесь без особого энтузиазма встретили переростка, не имевшего даже минимальной подготовки, необходимой для поступления в музыкальное учебное заведение. Но нашелся прозор­ливый человек — преподавательница Нина Николаевна Полуэктова, которая почувствовала в юноше что-то глу­боко музыкальное и, поверив в его дарование, взяла в свой класс.

Начались упорные занятия. Прежде всего юноша стремится овладеть игрой на фортепиано. Работает не жалея времени и сил.

Вот как он несколько лет спустя рассказывал об этом своему товарищу по консерватории: «...Я не мог, как все, добросовестно, до конца выучить этюды Черни или другие традиционные и обязательные для начинаю­щих сочинения. Ленился? Какое там! Часами один си­дел в музыкальном классе, играл. Но только играл-то не заданное. Свое играл, то, что просилось само, на­стойчиво рвалось наружу. Играл, понимаешь, ночами. Уборщицу-старушку обманывал. Она, бывало, перед тем, как запереть училище, кричит: «Все ушли? Есть кто?» Молчу. Уйдет — вот мне раздолье. Что играл? Сначала вроде знакомое. У нас на Волге песен богато. Многоголосие... — красота древняя, русская. Потом незаметно на свое переходил...»¹ Так рождался композитор.

«Мы тогда только что познакомились, — пишет там же соученик Мокроусова М. Александров. — Белокурый и светлоглазый волжанин показался чем-то очень похо­жим на Сергея Есенина. А может, на есенинские стихи. Таким же он был русским и милым, крепким на вид, и — улыбка открытая...»

Но все это позднее. Пока же Борис Мокроусов пости­гает премудрости музыкального искусства в техникуме, овладевает основами музыкальных наук, продолжает иллюстрировать кинокартины в клубе...

К середине 20-х годов при высших учебных заведе­ниях нашей страны начали открываться рабочие фа­культеты. Туда посылали учиться молодых рабочих, по тем или иным причинам не успевших получить нужного специального образования, но выявивших незаурядные способности к определенному делу.

Послали учиться и Бориса Мокроусова — на рабфак Московской консерватории.

Для занятий в высшем учебном заведении одного таланта было мало. Нужны были еще желание и умение работать, воля к преодолению любых трудностей. Не каждый мог освоить такие сложные дисциплины, как теория музыки, сольфеджио, гармония, анализ музы­кальных форм, история музыки, полифония и другие. Это было дано только наиболее одаренным и упорным. Тем, кто не мыслил себе жизни без любимого искусства, для которых служение музыке было призванием. Таким упорным в достижении цели оказался и Борис Мокроусов.

На рабфаке Мокроусов пробыл недолго. Через год его перевели на композиторский факультет консервато­рии. Вскоре сюда же приехал из Киева Борис Терентьев. С Мокроусовым его связала крепкая дружба на многие годы.

«Он был любознательным, пытливым, — вспоминает о своем друге Борис Михайлович Терентьев².— Много читал, изучал клавиры и партитуры. Очень любил играть на рояле. Как сейчас вижу его руки на клавиатуре — легкие, мягкие. Было что-то нежное, «женственное» в том, как Борис прикасался к клавишам... Не раз мы бывали вместе в Третьяковке. Борис Мокроусов очень любил все русское — классическую живопись, литературу, поэзию. Любил читать и советских поэтов, но к ним подходил более «потребительски» — критично и придир­чиво отбирая то, что могло послужить основой для его собственного творчества...

Молодой Мокроусов никогда не стоял в стороне от политических событий, — продолжает Б. Терентьев. — Был человеком, способным к анализу происходящего, активным комсомольцем. Не раз выступал в печати со статьями по самым злободневным вопросам советского творчества и быта. В суждениях часто бывал резок. Та­кое впечатление возникало оттого, что Мокроусов всег­да говорил прямо, без обиняков, говорил то, что ду­мает, — правду. А она нередко бывает горькой, особенно тогда, когда речь заходит о творчестве, о том или ином сочинении композитора. Эту откровенность высказыва­ния не всегда верно понимали и принимали. За критику многие товарищи по перу Мокроусова недолюбливали. И, может быть, это делало Бориса Андреевича человеком замкнутым, малообщительным, трудно сходившимся с людьми. Но он не мог иначе. Правдивость была свой­ством его натуры. К тому же в собственном творчестве он, сколько мог, был беспощадно требователен к себе...»

В консерватории Борис Мокроусов занимался у видных советских композиторов-педагогов, теоретиков, музыкально-общественных деятелей: Ан. Александрова, В. Белого, Г. Литинского, Н. Мясковского.

В студенческие годы им были написаны Симфоническая сюита (1931), «Пионерская сюита» (1932) и Симфо­ническая поэма (1934), Концерт для тромбона с оркестром (1935), Струнный квартет (1934), Сюита для квартета медных духовых инструментов (1934), Соната для фортепиано (1933). Тогда же он начинает работу над балетом «Блоха», который остался незавершенным. Фрагменты балета в клавире, а также «Антифашистскую симфонию» для хора и большого симфонического орке­стра молодой композитор представляет в качестве дипломной работы. Борис Мокроусов заканчивает кон­серваторию в 1936 году по классу композиции Николая Яковлевича Мясковского.

«В годы учения, — вспоминает Б. Терентьев, — Мокроусов испытывал различные влияния, пробовал си­лы в разных жанрах, овладевал различными стилями музыкального выражения. Был восприимчив ко всему новому, стремился овладеть и модной в те годы мане­рой музыкального письма. Тогда из-под пера Мокроусо­ва появлялась музыка сложная, «запутанная», совсем не соответствующая духу и темпераменту этого человека. Об этом говорят некоторые его инструментальные сочи­нения — квартеты, сонаты. Но вот что замечательно: ни­какие веяния моды не могли свернуть Мокроусова с его собственного пути. Он никогда не смешивал художест­венное творчество со школьными опытами и эксперимен­тами, с работой над освоением композиторской тех­ники...»

После окончания консерватории, начав самостоя­тельный творческий путь, Борис Мокроусов не раз обра­щается к произведениям крупной формы.

В 1938 году появляется первая редакция оперы «Чапай». На протяжении всей жизни композитор неод­нократно возвращался к этому любимому детищу. Соз­давались новые и новые, более совершенные вариан­ты. Оперу о легендарном народном герое ставили Чувашский музыкально-драматический и Московский оперный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. Ее слушали в Саратове, Горьком и других городах страны. В многочисленных статьях и рецензиях отмечались достоинства оперы и ее постановок и слабые их стороны.

Среди сочинений Б. Мокроусова — кроме назван­ных— оперетта «Роза ветров» (1947), вокально-симфо­нические произведения: «Ты с нами, Серго!» (1937), бы­лина «Илья Муромец и Идолище поганое» (1944); «Рус­ская увертюра» для симфонического оркестра (1949), сочинения для духового оркестра, фортепианное трио (1948). Мокроусовым написана музыка к ряду радио­постановок; особую популярность завоевала постановка «Поддубенские частушки» по рассказу С. Антонова (1951). Сошли с экрана и стали широко популярными песни Б. Мокроусова к кинофильмам «Свадьба с прида­ным», «Неуловимые мстители». Музыка этого автора звучала во многих драматических спектаклях столичных театров: «Стряпуха» и «Стряпуха замужем» А. Софронова (Театр им. Вахтангова), «Сотворение мира» Н. По­година и «Белые облака» В. Блинова (Малый театр), «Рассвет над Москвой» А. Сурова (Театр им. Ермоло­вой), «Свадьба с приданым» Н. Дьяконова, «Человек с именем» Д. Угрюмова, водевиль «Где эта улица, где этот дом» В. Дыховичного и М. Слободского (Театр сатиры), «Аленушка» Н. Шестакова, «Зайка-зазнайка» С. Михалкова (Московский ТЮЗ) и др.

Но главным, любимейшим жанром композитора ста­новится песня. Созданию ее Мокроусов отдает большую часть времени и творческих сил. В этом жанре он до­стигает наивысших художественных результатов.

...В последние годы жизни композитор страдал тя­желым недугом. Болезнь неотвратимо вела к разруше­нию его личности, к утрате творческого потенциала.

Минуты просветления становились все более редкими. Тогда Борис Андреевич возвращался к работе, мечтал о либретто для новой оперы, хотел написать крупное вокально-симфоническое сочинение. Мечтал об этом даже в больнице, откуда выйти ему было не суждено. 27 марта 1968 года Б. А. Мокроусова не стало...

Борис Андреевич Мокроусов — большой, талантливый русский художник, светлый и чистый лирик — в период взлета и расцвета своего неповторимого дарования создал непреходящие музыкальные ценности, вошедшие в золотой фонд советского песенного творчества.

К содержанию

Одним из событий музыкальной жизни середины 30-х годов, окончательно определившим направление всей творческой работы Мокроусова, было выступление хора им. Пятницкого. Но выступление необычное. В тот вечер молодой композитор Владимир Захаров (неза­долго до этого Захаров стал главным художественным руководителем коллектива, до конца дней связав с ним свою творческую судьбу) знакомил москвичей с програм­мой, открывавшей новую страницу в жизни народного хора, к тому времени достигшего значительных высот художественного мастерства.

Как раз тогда встретился с прославленным коллекти­вом Борис Мокроусов.

Театрализованное представление «У околицы», насы­щенное русскими обрядами, песнями, частушками, потрясло его. Борис Андреевич почувствовал в твор­ческих принципах Захарова что-то очень близкое. Он словно окунулся в родную стихию, ощутил, как интересно может работать с фольклором композитор-профессионал. Так определился путь Мокроусова в искусстве. Выходец из народа, теснейшими узами связанный с его жизнью и его судьбой, Борис Мокроусов был и навсегда остался певцом русской народной души.

И раньше — до окончания консерватории — Мокроусов не раз сочинял песни — пионерские, комсо­мольские. Они мало чем отличались от песен подобного рода, написанных другими авторами. В них преобладали типичные черты жанра. Их исполняли по радио. Но, как и многие песни-близнецы, они проходили незамечен­ными, не приковывая к себе внимания, не «цепляясь» за слух.

В 1936—1937 годах Исаак Дунаевский, крупнейший мастер советской песни, начал составлять сборник новых произведений советских композиторов. Участвовать в сборнике был приглашен и Борис Мокроусов, только что окончивший консерваторию. Тогда и написал он свою первую «мокроусовскую» песню, сразу сделавшую его известным. Называлась эта песня «Милый мой живет в Казани» (на сл. В. Соловьева):

В этой песне проявились черты, которые стали потом характерными для творчества Мокроусова. Прежде всего, это — какая-то особая доверительность высказы­вания, идущего от сердца к сердцу, простота, искрен­ность в выражении чувства, незатейливая, свободно льющаяся мелодия, казалось бы, самый обычный акком­панемент... Но так ли уж все тут просто? Откуда же такой совершенно особый «аромат» песни? Стоит повнимательнее вглядеться в нотную запись, вслушаться в ее живое звучание, как обнаруживаешь поистине тончай­шую работу композиторской мысли.

Песня написана в духе волжских лирических часту­шек. Своеобразно ее мелодическое и ладогармоническое развитие. В ней по-своему преломлена пентатоника — лад, имеющий специфическое, часто подчеркнуто свет­лое звучание. Пентатонические обороты слышны в мело­дии, особенно в конце второй ее фразы. Они ощущаются и в начальных аккордах двух первых тактов. Несколько на первый взгляд малозначительных штрихов оказы­ваются очень важными. Они дают почувствовать душев­ное состояние героини и, вызывая определенный круг ассоциаций, конкретизируют направленность ее мечты. Каждый стихотворный образ, каждое слово становятся весомыми, значимыми для композитора. «Милый мой живет в Казани» — и ладовая сторона музыки вместе с думами героини словно уносит нас к ее любимому, в окружающий его мир (пентатоника наиболее характерна для татарской музыки, а также и для музыки некоторых других народностей, живущих в Поволжье).

Но и сама девушка не остается безликой — получает свою музыкальную характеристику. Уже в первой части песни появляются мелодические обороты, выходящие за рамки пятиступенного лада. Это ласковые, мягкие, ти­пично русские интонации, раскрывающие существенные черты лирического образа героини:

Изошла б слезой горючей,
Потеряла бы покой,
Если б вдруг не вышел случай
Непредвиденный такой.

Композитору удается объединить выразительные де­тали в органически спаянное целое, подчиненное основ­ной образно-смысловой задаче.

Наконец, еще один очень существенный момент, на­шедший отражение в песне: ее связь со значительными свершениями времени. Важным событием для всей стра­ны, ее общественно-экономической жизни в тот период было сооружение каналов, соединивших Москву-реку с Волгой, а затем с пятью морями нашей Родины. Сколько писалось об этом! К сожалению, не обошлось и без деклараций в искусстве.

Мокроусов также касается этой темы; собственно, ей и посвящена песня «Милый мой живет в Казани». Но примечательно, как решает тему композитор. Большую общественную проблему Мокроусову удается перенести в личный план. Композитор дает нам почувствовать, как сказывается общее дело на частных судьбах людей. Элементы юмора, бытовизмы, вводимые с большим тактом, лишь усиливают человечность художественного высказывания, приближают его к простым людям:

Нас тоска не доконала,
Доконали мы тоску.
Вдоль по Волге, по каналу
Ходит милый мой в Москву!
Нам любовь теперь — не горе!
Солнце спрячется едва,
Мы встречаемся у моря
Возле шлюза номер два.

Песня завоевала огромную популярность, стала подлинно народной. Успех окрылил композитора, еще боль­ше утвердил его в том, что путь в искусстве им выбран верный.

К содержанию

В статье «Песни советского народа» В. Соловьев-Седой, отмечая своеобразие и искренность песенного творчества Мокроусова, его неповторимый мелодический дар, проникновенность, глубокую лиричность и убедительность музыкальной образности, подчеркнул еще одну существенную черту его песенного таланта: «...Чувство музыкальной драматургии несомненно присуще этому талантливому композитору»⁴.

Наиболее отчетливо и полно чуткое ощущение музы­кальной драматургии, принцип сквозного образно-музы­кального развития выявились в песнях, которые можно назвать песнями-сказами, песнями-балладами.

Мокроусов часто обращался к народным поэтическим текстам и музыкальным напевам, однако его обработки никогда не ограничивались простой гармонизацией народных мелодий.

К работе с фольклором Мокроусов подходил глубоко творчески. Отталкиваясь от первоисточника — образа, мысли, попевки, — Борис Андреевич свободно развивал их, преломляя сквозь призму своей творческой индивиду­альности, своего видения и живого ощущения не только самого народно-песенного мелоса, но и той среды рус­ской жизни, которой именно эти образцы фольклора были рождены.

Мокроусов не считал себя привязанным к «букве» песни, к ее напевам. Даже народные тексты в общей ра­боте с поэтом над песней подвергались при необходи­мости профессиональной шлифовке, уточнению. Так же свободно композитор обобщал и интонации различных песенных пластов, стремясь к одному — как можно глубже и полнее раскрыть и развить сущность народ­ной образности, народного интонирования.

По стилистике и интонационным истокам песни-баллады не одинаковы. Вот, например, «Возвращение» (на сл. Л. Ошанина). В этом сочинении выражены думы сына, возвращающегося с войны, о матери, об отчем доме. Он вспоминает о том, как уходил в походной шинели, пытается представить себе, как, печалясь и страдая в одиночестве, мать ждала его и как они встретятся. По форме, складу мелодии, по фактуре, по характеру выра­женных в нем чувств это сочинение ближе всего русской песенно-романсной лирике.

Наиболее интересны и самобытны песни-сказы иного плана, во всех своих элементах тесно связанные с народ­ной основой. Это прежде всего «У колодезя» и «Из-под камушка». В них сконцентрировались и отчетливо (особенно полно — в балладе «Из-под камушка») выяви­лись принципы подхода к фольклорному первоисточни­ку, характерные для Мокроусова.

«У колодезя» — полный горечи рассказ про то,

Как наехали да злые вороги,
полонили тут да красну девицу,
полонили тут да увели с собой,
увели с собой в чужую сторону.

По своему складу музыка этого сочинения близка напевам русских старинных сказов и былин:

Народный сказ «Из-под камушка» повествует о том, как «ревнивый муж вел жену топить», как просила она: «Не топи меня рано поутру, а топи меня поздно вечером, когда детушки спать улягутся...» «...А старшая дочь не спала всю ночь, не спала всю ночь, все выслуши­вала...» Утром она старается выпытать у отца, где мать, не верит его ответам и проклинает злодея.

Баллада Мокроусова «Из-под камушка» — развер­нутая драматизированная музыкальная картина. В сквозном развитии чередуются различные эпизоды — образные характеристики жены-матери, отца и дочери, меняющиеся в зависимости от душевного состояния героев.

Сдержанны, неспешно повествовательны начальные такты баллады. В музыкальных фразах, характеризу­ющих девушку, которая еще не ведает своей судьбы, слышатся интонации спокойно-светлых лирических девичьих песен.

Тревожное предчувствие горя ясно ощутимо в эпизо­де, рассказывающем о том, как муж вел на смерть жену. Трагическим взрывом звучит в кульминации ее мольба о пощаде. И вот уже далеко разносящийся над равниной вечерний колокольный звон возвещает о ее гибели.

Музыкальные фразы-характеристики отца приобретают зловещее звучание, в них чувствуется связь с образами русских сказок, нашедшими претворение в му­зыке Римского-Корсакова. Интересная деталь: когда отец хочет оправдаться перед детьми, задобрить их обе­щаниями, звучит тема тревожных материнских пред­чувствий, обличая его лживость (передать этот тонкий нюанс — особая задача исполнителя).

Наконец, еще один круг интонаций использован в эпизодах дочери, допрашивающей отца о судьбе матери. В ее причитаниях слышится просьба, тревога, жалоба, боль. Эта баллада — впечатляющая музыкальная карти­на, воссоздающая некоторые черты быта и нравов старой России.

В песнях-сказах, при всем их различии, есть общее: все они основаны на последовательном развитии сюжета, пронизаны повествовательной интонацией. Содержание большинства из них драматично и поднимается порой до истинной трагедийности.

К содержанию

Источник: сборник «Мастера советской песни». М., 1977